Философия «перестройки» (часть 1)

✹    ✹    ✹    ✹    ✹

 
Когда в марте 1985 года М.С. Горбачев пришел к власти, я еще был философом, заведовал кафедрой научного коммунизма в пединституте. Для нас «избрание» нового генсека не стало неожиданностью. Безусловно, было радостно, что пришел молодой образованный человек. Мы еще не знали, что он когда-то был комбайнером, но сразу прозвучало, что закончил юридический факультет МГУ. Ожидания, естественно, были самые оптимистические, думаю, у большинства людей – не только у философов.

Горбачевскую «перестройку» можно рассматривать в двух ипостасях. С одной стороны, как разновидность «русской рулетки», а с другой – как нормальный, естественный, общечеловеческий, общецивилизационный процесс. О первом случае написано и сказано предостаточно, но и сегодня не утихают споры и разговоры на эту тему. Но вот по поводу «перестройки», как эволюционного процесса, практически не встретишь значимых научных толкований. Поэтому я в большей степени обращусь ко второму аспекту темы, нашедшему отражение в трудах самых заметных западных философов второй половины ХХ века. Тогда о судьбе грядущего общества громко заговорили новые пророки, их было много, и мы их знали – Даниэл Белл, Уолт Ростоу, Жан Фурастье, Джон Гэлбрейт, Реймон Арон, Элвин Тоффлер, который, кстати, считался «штатным» футурологом, предсказывающим человечеству, что и когда с ним произойдет.

И, как выяснилось в дальнейшем, эти яркие социальные мыслители несли не какой-то там философский бред, как суровые практики воспринимали их суждения о постиндустриализме и смене волн общественного развития, о чем писал Тоффлер, – а глубокие идеи, оказавшиеся созвучными политическим, социальным и культурным реалиям того времени. Кстати, термин «постиндустриальное развитие» первыми ввели Фурастье, Ростоу, Гэлбрейт и Арон. До них западные философы обвиняли Маркса в неправоте его предсказаний о будущем посткапиталистическом развитии общества. Сами же «апологеты капитализма», считали, что индустриальное общество есть высший этап развития человечества, и что ничего другого, тем более, коммунизма – не может быть в принципе. И тут вдруг один за другим прозвучали «выстрелы»! Причем, «били» не только сами американцы. Да, они были первыми, потому что давно уже шли впереди всех в социальном развитии. Они первыми разглядели новые проблемы и начали осмысливать грядущие изменения.
 

✹    ✹    ✹    ✹    ✹

 
Конечно, теория Даниэла Белла о постиндустриальном развитии по нынешним меркам, может быть, и копейки не стоит, но в то время, когда он утверждал, что грядет новое общество, в котором кардинально изменится структура экономики в пользу сферы услуг, а не материального производства (он даже называл проценты!), в ответ мы дружно смеялись: «Какая сфера услуг?! Вспомните Россию и Англию XIX века, когда слуг и услуг было больше, чем работников! Так это что же – мы назад идем?»

Второй критерий Белла – появление новых средств информации и способов ее передачи. И к нему мы отнеслись критически, вспомнив притчу о египетском фараоне, к которому пришел изобретатель письменности Бог мудрости и знаний Тот. Правитель его спросил: «Ну, и что же вы изобрели?» – «То, что у нас хранится в голове, отныне можно оставлять в виде записей на папирусе или камне!» Мудрый фараон горько запричитал: «Если человек не сможет удержать в голове свои мысли – то он будет пустой и нищий разумом…»

И вот Белл сказал свое слово, а уже следом каждый мыслитель прибавлял что-то свое. Например, Тоффлер в «Шоке будущего» обстоятельно рассмотрел психологическую реакцию человека на ускорение темпов технологического и социального прогресса. Он же ввел свою градацию человеческой истории, хотя она мало чем отличается от всех других классификаций, периодизаций истории. По Марксу – это «формации», а у Сен-Симона и прочих – «стадии», «ступени»…

Тоффлер так сформулировал три ступени человеческой истории. Первая волна (или стадия) – аграрное общество, которое существовало 10 тысяч лет. И ее символ – мотыга. Вторая волна – индустриальное общество, ему всего 300 лет, а символом стал конвейер. И вот теперь наступило «будущее», а именно: информационное общество, символом которого будет компьютер. Далее Тоффлер весьма обстоятельно обосновывает четыре совершенно великолепных критерия нового информационного общества.

Первое – ведущей, основной отраслью экономики становится интеллектуальное производство. Второе – информация рассматривается как главная производительная сила, а информационные ресурсы – потенциально самый большой источник капитала. Третье – информационный сектор экономики развивается более быстрыми темпами, чем остальные отрасли. И четвертое – информация становится предметом массового потребления, и она доступна каждому, благодаря своей относительной дешевизне.

Обо всем этом Тоффлер начал говорить еще в 1970-е годы. И мы, молодые преподаватели, уже знали, что в Штатах есть футуролог, который точно знает, что наступит, например, в 2000 году. В то время Тоффлер давал именно футурологические прогнозы. Кстати, я почему-то считал, что Тоффлер уже умер, но он снова и снова выходит на высокую научную орбиту. В позапрошлом году посетил Россию, был у китайцев, недавно выпустил очередную книжку. Он пишет и пишет – и, конечно, все более умные вещи…
 

✹    ✹    ✹    ✹    ✹

 
Я закончил Уральский госуниверситет в 1964 году, а начинал в 1959-м, когда еще не было философского факультета, а был исторический факультет, но у нас делался акцент на философию, и все ведущие уральские философы – Лев Коган, Михаил Руткевич, Константин Любутин – читали нам лекции. Тогда в наших головах забродило некое вольнодумство, правда, оно было в определенных рамках, эдакое «кухонное», «общежитское». Но все равно оно уже было, и для нас стала доступной самиздатовская литература, которая передавалась по рукам. И тут, конечно, ведущую роль играл Лев Наумович Коган, с которым у нас наладилось самое дружеское общение.

Но это – философы! А политики-то как взбесились? Начиная с 1950-х годов, многие стали заявлять свои программы, вызывающие в мыслящем сообществе откровенное ехидство и даже смех… Вот один начинает проповедовать «общество всеобщего благоденствия», другой – «общество равных возможностей»… Линдон Джонсон, ставший президентом США после гибели Джона Кеннеди, выступил с программой «народного капитализма», над которой многие смеялись. А потом в 1976 году уже Джимми Картер шел на президентские выборы с идеей «пенсионно-фондового социализма».

Но все равно мы тогда уже серьезно задумывались: что же происходит? Почему западные политики, как в старые добрые времена, не идут на выборы с традиционными программами, а обозначают «новое общество», которое они собираются построить, а не просто внести какие-то изменения в сложившуюся систему? То есть каждый общественно-политический деятель на Западе, как бы, предлагал «перестройку». И она у них достаточно успешно проводилась, реализовывалась на практике. В тех же Штатах уже работала Система, причем даже в том случае, когда, например, к власти приходил неадекватный тип вроде Буша-младшего…

Кстати, что касается внешней политики, то и Джонсон, и Никсон держались вполне традиционного реакционного экспансионистского курса, связанного с милитаризацией и наращиванием своего присутствия по всему миру. Мы тогда больше обращали внимание на то, как Америка словно спрут охватывает полмира, а потом уже и весь мир. И мы меньше обращали внимание на то, что происходило в самой Америке. А ведь за каждой новой программой, во-первых, стоял не один человек, а крупные институты и вся Система.

Даже если сам президент оказывался бессодержательным, пустым, тем не менее, Система продолжала функционировать и приводила к определенному результату. Кто-то тогда писал: «Если вспомнить историческое начало становления Америки, когда только-только формировалась американская система общественно-политических отношений и государственности, то Джордж Буш-младший со своим интеллектом и возможностями был бы третьим секретарем четвертого подотдела третьего отдела второго управления…» То есть современная, налаженная политическая система в США может себе позволить роскошь иметь во главе страны дурака. И именно Система сама все «решает» и «двигает» страну вперед. И практически для нее не имеет значения: кто и что болтает в Белом доме. Ну, например, намедни госсекретарь Джон Керри эдак по-дружески заметил: «Да не слушайте вы Обаму!..»
 

✹    ✹    ✹    ✹    ✹

 
Я хочу сказать, что в западных странах в 1960-1970-1980 годы действительно имели место перестроечные процессы. Да и у нас тоже что-то потихонечку задвигалось. Вот, говорят, что Горбачев – это случайность, и Андропов – случайность… Нет, не случайность! В нашем обществе подспудно шла медленная эволюция. Может быть, она еще мало касалась обновления общества, но идеи и смыслы накапливались, проблемы обозначались. Возможно, большинству казалось, что в политических решениях очередного съезда КПСС и в экономических целях новой пятилетки всегда пишется почти одно и то же. И что все члены Политбюро – красивые, солидные и мудрые – представляют собою цельный политический монолит. Но фактически и до нас доходило, что у высших руководителей партии и правительства могли быть разные трактовки актуальных событий и решений.

Общее впечатление было такое: мы идем вперед… от съезда к съезду. И каждый съезд не выглядел копией предыдущего. Ставились какие-то новые задачи. Можно, конечно, поиздеваться по поводу коммунистической трескотни, своеобразного языка… Но за этими литыми фразами все равно угадывались смыслы – и особенно они раскодировались по поступкам, по событийному ряду: «Ага, значит, вот куда мы идем, значит, вот что надо делать…» Особенно это проявлялось в поступках, которые совершались полуофициально. Случались какие-то беседы, встречи того же Андропова с интеллигенцией. Ну почему он спасал Таганку? Которая ой-ой-ой – я все спектакли на Таганке посмотрел с начала 70-х годов, пока учился в аспирантуре. Что они там творили, на что намекали! Но Андропов не позволил ее закрыть: «Пусть Таганка будет…» И не только Таганка, а и театр на Малой Бронной. Ой-ой! Как там Анатолий Эфрос поставил «Ромео и Джульетту»! С какими намеками на «время»… Монтекки и Капулетти – то есть один «носитель добра», а другой – «носитель зла». Это же там главное, а не Ромео и Джульетта…

И ведь не только избранные, вроде Андропова, могли это читать, а значительная часть общества читала и понимала. Есть интереснейшие воспоминания Льва Когана о встречах и беседах с Леонидом Броневым, Сергеем Юрским в 60-70-е годы. А поэты – какая троица тогда прорвалась: Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина! Окуджава вообще был моим кумиром – не Высоцкий, а именно Окуджава.

И все это тоже ведь не случайность. Это тоже какое-то движение вперед, новое осмысление, новые идеи, завораживающие идеи! И далеко не на «кухне», не в изоляции! А в этом мире! Поэты собирали огромные залы – чуть ли не стадионы! Поэтому говорить, что «партия так-то и так-то зажимала…» Да нет. Она открывала возможности – значит, мы все-таки эволюционировали, мы шли вперед. Сейчас поносят «застой» при Брежневе. Ха-ха! – я бы еще пожил при таком «застое»! Интеллектуального-то застоя не было! Абсолютно. Это было очень подвижное время, интересное…

Для многих ведь именно 1970-е, а особенно начало 1980-х, были настоящим интеллектуальным пиршеством. В народ пошли шедевры Булгакова, Платонова, Пастернака… Я и мои друзья ежегодно подписывались на журнал «Новый мир», пока редактором был Александр Твардовский. Причем буквально каждый номер читали от корки до корки: публицистику, прозу, поэзию… Потом встречались, обсуждали, спорили. Появились и западные книжки, пусть где-то примитивные, типа «Аэропорта» Артура Хейли или «Богач, бедняк», «Ночной портье» Ирвина Шоу… Но все равно это было увлекательное чтение!

Люди друг другу что-то давали почитать на ночь, обменивались новинками – это была очень активная интеллектуальная работа. Центральное телевидение систематически показывало творческие встречи с писателями, актерами, учеными. Какой махиной предстал тогда Чингиз Айтматов! Мы по месяцу успокоиться не могли после таких встреч и откровений! А какие были потрясающие фильмы Василия Шукшина, Георгия Данелия, Эльдара Рязанова, Петра Тодоровского… Мы тогда жили реальной, насыщенной жизнью.

И если, скажем, сейчас сравнить 1990-е и 2000-е годы с «эпохой застоя», то те годы были интереснее во всех отношениях. И для меня лично они дали много больше, чем последующие десятилетия. Ну, к этому можно по-разному относиться – конечно, сказывается и возраст – в молодости ведь намного интенсивнее идет обмен смыслами, впечатлениями, информацией. Но я могу определенно сказать, что в 90-е годы я сильно тосковал по прошлому – оно было чрезвычайно интересным. А какой был потрясающий театр!

Да я и сейчас тоскую. Этот бешеный поток информации, сверхплотное информационное пространство – оно крайне негативно влияет на сознание, по крайней мере, лично мое. И очень сильно его меняет. Тут еще можно уйти в трактовки типа «постмодерна», «клипового сознания» и прочее.
 

• первая страница
• 1
• 2
• » последняя страница